Когда наступал вечер, она выходила танцевать на песке у костра. Цыганские песни и восточные мелодии манили ее своими звуками, и она не могла усидеть на месте. Ее звали Ильмира, и с наступлением сумерок она превращалась в мотылька, который порхал вокруг пламя свечи, пока не обжигал крылья или пока не наступал рассвет. Кружась в танце, она любила мечтать о далеких странах, где никогда не была, о бесстрашных принцах, которые пересекали на караванах пустыню, о северных странах, о голубых морях и бескрайних просторах. Иногда она представляла, что она вольная птица и летит себе высоко в небесах, а иногда представляла, что она волчица и охотится в степях.
Взрослые и старики, собравшиеся вокруг костра, смотрели на ее танец, некоторый из них улыбались, вспоминая свою юность, некоторые покачивали головой, осуждая легкомысленность и мечтательность девушки.
А она не обращала на них никакого внимания и продолжала кружиться в танце, живя своими мечтами.